Курильские острова

книга

Эхолот против китов

Шиашкотан, остров тысячи горячих ключей,— главная цель наших исследований в этом году. Но прежде чем отправиться на него, мы посещаем маленькие острова Птичьи и Чайкины, расположенные недалеко от Парамушира. Эти острова такие маленькие, что и островами их называть неудобно. Но все же... Что это? Торчащие из воды вершины молодых вулка­нов, подобных Такетоми, остатки древнего фундамента, раз­мытого морем? Те и другие оказались останцами древних лавовых плато. Те и другие заселены чайками. Они подни­мают, страшный галдеж, когда мы приближаемся, но улета­ют, оставив свои гнезда. Во многих из них недавно снесенные яйца — одно, два, три, иногда и больше. Мы собираем их, а потом проверяем, какие из них насижены, какие нет. Чтобы узнать, хорошее ли чаичье яйцо, его надо опустить в пресную воду: если яйцо тонет, то оно не насижено, если всплывает (всплывает оно всегда тыльной стороной) — насижено.

По вкусу чаичьи яйца, на мой взгляд, ничем не отличают­ся от куриных, но по объему в два-три раза больше. Разу­меется, Анатолий Иванович жарит нам всевозможные яич­ницы и омлеты!

Следующий урожай чаичьих яиц мы снимаем на необитае­мом острове Экарма, куда заходим взять пробы термальных вод. Кстати, мы не лишаем чаек потомства: если собирать их яйца, они способны нестись каждые три-четыре дня месяца два подряд.

С Экармы идем на Шиашкотан. Пролив между этими ост­ровами невелик — какие-нибудь 18 километров. Для «Геоло­га» — полтора часа хода. Ветра нет. Море спокойно и похоже на волнистую голубую сталь. Таким оно бывает днем, в штиль, когда небо, как сейчас, сплошь покрыто слоистыми облаками и лишь кое-где в нем светятся синие окна. Таким оно бывает и тогда, когда при полном штиле окутано густым-густым туманом, настолько густым, что солнце сквозь него похоже на луну. Топорики и чайки, временами появляющиеся и вновь исчезающие в этом тумане, скользя по стальной глади, кажутся маленькими ладьями, на которых когда-то ходил в океан-море сказочный Садко.

Я почти всегда стою на палубе и нахожу удовольствие в том, что смотрю не только на берега островов, когда они бы­вают видны, но и просто на море.

Море! Оно бесконечно разнообразно. Оно живет, дышит и постоянно изменяется подобно огню. И так же как на огонь, на него можно смотреть долго и зачарованно. От чего зави­сит цвет моря? От тысячи причин. От его глубины и от цвета дна, от облаков, от высоты и яркости солнца, от водорослей, от того, как на него смотришь, от того, спокойно оно или вол­нуется. В беспросветное ненастье море похоже на потускнев­ший свинец. Вечером, когда небо затянуто тучами, море тем­ное, непрозрачное, цвета туши, разбавленной водой.

При ярком солнце и легком ветре оно светится и перели­вается цветами аквамарина и изумруда, как у берегов Кры­ма. А там, где подводные склоны островов заросли морской капустой, море при сильном ветре напоминает полосатую шкуру бурундука. Это потому, что длинные листья ламина­рии вытягиваются под водой все в одном направлении — по ветру. Необыкновенно красивое море видел я на закатах солнца. Временами оно бывало таким ощутимо малиновым, как будто его полили малиновым соком. Иногда оно бывало радухшым.

Паустовский сравнивал батумские закаты с извержениями далеких вулканов и со взрывами вдохновения. Представьте себе, что эти зарева далеких извержений, эти взрывы вдох­новений отражаются в прозрачной, как слеза, морской воде, и вы увидите картину океана на закате солнца.

[1]2
Оглавление